Город тих, город спит под игристой луной.
Убаюкан он ласковой вечера песней.
На оконном стекле, как на глади речной,
Блики звёзд отражаются высью небесной.
Фонари у дорог что-то шепчут и тают,
Оставляя дорогу скитаться во тьме.
Редкий гость во дворах словно тень пробегает,
Может, призрак, но вдруг только отзвук луне?
На забытой скамье у замёрзшего парка
Тихий воздух звенит, и дрожит ветерок,
Здесь фонарь мне горит не особенно ярко
И пожухлый лежит на асфальте листок.
Горький гость октября и ноябрьского снега,
Переживший зимой вой пурги и весной
Прилетевший сюда, ожидая ночлега,
Ожидая расцвета, вернувшись домой,
Он потерян. Он мёртв. Только голые кисти,
Только чёрной вуали вдовьей покров.
Но он тянется к памяти в тоненьком свисте,
Он напомнит, он тут задержаться готов.
Шорох листьев. Хвостом прогоня наважденье,
Незнакомый выходит на улицу кот.
То ли чёрный, иль белый, он сам привиденье
И отвлечь вас за ласку готов от забот.
Новый день. Шум и грохот машин и прохожих,
Новый повод для солнца, но небо уснуло,
Тихо кутаясь в шаль тёмных туч непогожих.
Небосклон облаками опять затянуло.
День пустой, словно кружка с остатками чая,
Рядом с книгой заметок, пустой и ненужной.
Я в обьятья дорог убегаю, встречая
Томный вечер и мысли аллей полукружной.
Миллионы листов, и дорожки все полны,
Разлетаются прочь под ногами мечты.
Мы бредём через парк. Мы ныряем, как в волны.
Мы с котом. Мы художников портим холсты.
Забирая кота после парка домой,
Никаких злостных мыслей в душе не имела.
Моя лира-душа вновь мистически пела,
Наконец-то уж дома не быть мне одной!
Загорится рассвет днём апрельским и слякотным,
Забурлят чьи-то жизни в картонных домах.
Кот казался вчера настоящим и бархатным,
Ворох листьев рассыпался утром в руках.